В: Роб, твой персонаж в «Космополисе» очень мрачный и несколько встревоженный. Было ли это сознательным решением – взяться за роль, настолько отличающуюся от всех твоих предыдущих?
Роб: Нет, не совсем. Я никогда не пытался убежать от прошлых ролей. Я прочитал «Милого друга» после первых «Сумерек», и он мне понравился, вызвал мой интерес. На тот момент это была единственная моя работа, когда я был обеспокоен реакцией зрителей в том смысле, что это был такой резкий переход – ты длительное время играл идеального парня, а потом вдруг становишься мерзким типом, человеком, причиняющим боль людям, которые любят тебя. Но у меня все получилось, и я ощущал себя по-другому после этого. Что касается «Космополиса»…я понял…это было чем-то новым для меня, не просто хорошим проектом, а чем-то другим, чего я не видел прежде. И дело не только в сценарии, а в смысловом наполнении. Да, и я не думаю, что в ближайшее время вы увидите в каком-то другом фильме 6-минутную сцену с обследованием простаты.
В: Дэвид Кроненберг – режиссер с уникальным талантом. С таким режиссером ты всегда мечтал работать?
Роб: У Дэвида свой стиль. Я никогда не думал о работе с такой точки зрения. Для меня это предложение было как гром среди ясного неба, и мне потребовалось некоторое время, чтобы все осмыслить. Все же, когда я посмотрел конечный вариант фильма, мне понравилось, что в нем есть что-то совсем другое. А потом мы поехали в Канны, и это так странно! Мой персонаж такой вызывающе-надоедливый, он постоянно говорит, и даже на съемках, Дэвид все время держал камеру на расстоянии 8 дюймов от моего лица. Я не думал, что когда-то снимусь в подобном фильме, но это было то предложение, от которого невозможно отказаться.
В: Как ты сближался со своим персонажем, ведь он кажется, полон отвращения к самому себе и к миру, в котором живет? Он кажется несчастным и склонным к саморазрушению.
Роб: Я неуверен в том, что он несчастен. Знаете, когда я даю интервью один, мне обычно очень комфортно рассуждать о смысле фильма, но когда я сижу вот так рядом с Дэвидом, то это как *начинает испуганно оглядываться на Дэвида*.
Фильм об абсурдности мира. Когда я впервые прочитал сценарий, я воспринял его, как комедию об абсурде. Но после показа фильма в Каннах вряд ли кому-то было смешно, и я такой… «эй, я думал, это будет забавно». Он не столько о попытке саморазрушения, сколько… мне кажется, он думает, что если смотришь вокруг, и понимаешь, что мир больше не имеет для тебя смысла, тогда нужно все начать сначала. Это происходит снова и снова. Как по мне, не нужно быть предсказателем, чтобы быть в состоянии увидеть, что все разваливается на части. Он просто вдруг начинает видеть все это, видеть, как на его глазах начинает рушиться мир.